Совсем того! - Страница 45

К оглавлению

— Я иду к ней.

46

Несмотря на то что почта еще не пришла, Эндрю постучал в дверь, ведущую в комнаты Мадам.

— Входите, Одиль. Блейк приоткрыл дверь.

— Это не Одиль, мадам, это Эндрю.

— Что случилось?

— Нам надо поговорить.

— Поговорим чуть позже, месье Блейк, во время нашей обычной работы с почтой. Сейчас я занята.

— Простите, но, я полагаю, что дело не терпит отлагательств.

Блейк переступил порог. Мадам Бовилье сидела за письменным столом с калькулятором в руках, перед ней на столе лежали выписки с банковских счетов. Увидев, что Блейк открывает дверь, она напряглась.

— Я же вам сказала, что мы поговорим о вашей проблеме чуть позже.

— И все же я настаиваю, с вашего позволения.

— А если я не позволяю?

— Мадам, Одиль и я очень беспокоимся за вас. За ваше здоровье, оно не в лучшем состоянии…

— Сейчас осень, в это время года все выглядят усталыми…

— Я все же думаю, что причина в другом. Ваши финансовые консультанты…

— Это вас не касается, — прервала его Мадам.

— Я вовсе не собираюсь вмешиваться в ваши дела…

— И однако же вмешиваетесь.

— Я полагаю, что должен вмешаться.

Мадам Бовилье принялась раздраженно складывать документы и маленькими пачками засовывать их в ящик стола. Все более резкие движения выдавали ее нарастающий гнев.

— Я думаю, вам надо посоветоваться с врачом, — продолжал убеждать Блейк. — Выслушайте хотя бы его мнение, сдайте анализы…

— Вы, оказывается, не только эксперт по ценным бумагам, но и медик?

— Будьте же благоразумны. Вы почти ничего не едите. Я каждое утро вижу, как вы получаете почту, от которой делаетесь все более подавленной. Почему вы отказываетесь от помощи, которую вам предлагают?

Спрятав последние бумаги, Мадам резким движением закрыла ящик и встала.

— Я не нуждаюсь в помощи, месье Блейк. Хватит уже. Я вышла из возраста, когда получают уроки и советы.

Мадам Бовилье, не оборачиваясь, пошла в спальню.

— Теперь прошу вас оставить меня. Я не желаю сегодня вас видеть. Попросите Одиль принести мне почту в положенное время.

Мадам захлопнула за собой дверь. Эндрю колебался, не зная, как вести себя дальше. Он не представлял себе, как пойдет заниматься другими делами, не вскрыв этот нарыв. Подождать еще день — вряд ли это что-то даст. Он подошел к двери спальни и взялся за ручку.

— Мадам, пожалуйста, выслушайте меня…

Ответа не было. Блейк открыл дверь. Мадам Бовилье лежала на постели, свернувшись клубком. Увидев Блейка, она резко встала:

— Как вы смеете?

— Вы не оставляете мне выбора.

— Я же просила оставить меня в покое.

— Мне совесть не позволяет.

— Плачу вам я, а не ваша совесть.

— Вам необходимо проконсультироваться у врача. Если он вам не понравится, мы вызовем другого и будем звать столько раз, сколько потребуется.

— Я вам запрещаю…

— Я не подчинюсь, из уважения к вам. Речь идет о вашем здоровье и о судьбе поместья.

Мадам выпрямилась с непримиримым видом и устремила на Блейка испепеляющий взгляд. Блейк не сдавался. Он переступил порог комнаты. Мадам подняла руку, чтобы его остановить:

— Если вы сделаете еще один шаг, я вас уволю, — сказала она холодным повелительным тоном.

Эндрю отступил.

— Не надо меня увольнять, мадам. Мы много потеряем — и вы, и я.

47

Блейку не удалось узнать, с какой целью Мадам пригласила гостей на вторую половину дня, но он был уверен, что речь пойдет о финансовых вопросах. Хозяйка отстранила мажордома от дел, передав его обязанности кухарке, и категорически запретила ему обращаться к ней. Всем теперь занималась Одиль, а Эндрю, как приговоренный к заключению, должен был сидеть в своей комнате. Однако он не намеревался безропотно подчиниться. Когда в холле запищал домофон, он незаметно вышел на лестницу четвертого этажа и подошел к перилам, чтобы убедиться, что все идет по плану. Он услышал голоса, увидел спускающуюся вниз Мадам, потом Одиль, провожавшую троих гостей в маленькую гостиную. Для Блейка наступило время действовать.

С электрическим фонариком в кармане он спустился на второй этаж, проскользнул в комнаты Мадам и направился прямиком в спальню. Неубранная постель, наполовину выдвинутый ящик — комната производила совсем иное впечатление, чем тогда, когда он очутился здесь впервые. Он открыл встроенный шкаф и, просунув руку между одеждой, надавил на заднюю панель. Та не сдвинулась с места. Эндрю надавил еще — безуспешно. Растерявшись, он стал ощупывать панель в поисках открывающего механизма, но не обнаружил ни выемки, ни какой другой неровности. Может, тайная дверь — это плод его воображения? Он зажег фонарик и с головой нырнул в висящую одежду.

Направляя свет в каждый уголок, Эндрю упорно искал. Встал на четвереньки, чтобы проверить за коробками с обувью. Он же не сумасшедший. Справа, за коробкой, обнаружилась прикрепленная к стене маленькая ручка. Он повернул ее. Раздался щелчок, и стенка сдвинулась.

Эндрю толкнул потайную дверь, и фонарик осветил гораздо больше, чем Блейк ожидал увидеть. Это был не просто тайник, это была настоящая комната. Только проникнув в нее, он понял, почему коридор был длиннее, чем смежная с ним стена спальни Мадам. Эта комната была почти такой же большой, заполненной до отказа, ее стены были доверху обиты черным сатином. Водя фонариком, Блейк не переставал удивляться. Середину пространства занимал стол с исписанными листками, на многочисленных стеллажах стояли папки и книги. Но удивительней всего были стены, обклеенные фотографиями, письмами — и везде присутствовал Франсуа Бовилье. Различные безделушки, одежда дополняли эту невероятную коллекцию. Комната походила скорее не на музей, а на храм, место тайного поклонения, целиком посвященное памяти покойного. Эндрю вдруг стало не по себе: у него возникло впечатление, что он оскверняет святыню, вторгается в самый интимный уголок души Мадам. Но уходить было поздно. Отныне он знает. И не сможет забыть или делать вид, что ничего не видел. Все, что открылось ему здесь, поражало самое смелое воображение. Он провел фонариком по фотоснимкам, маленьким записочкам, адресованным «Нали». Попадались и пожелтевшие детские рисунки. Стало быть, Мадам не сидела часами в своей спальне, подремывая или уставившись в телевизор. Она проводила дни, скрываясь в прошлом. Знала ли Одиль о существовании этого святилища?